вт, 18/09/2012 - 01:16 — Ирина Ткаченко
Прима-балерина Елена Филипьева:
«Зритель не должен видеть, что тебе больно»
Культ личности
24.05.2009, 14:48 // Елена Францева, газета «Новая»
«Когда смотрю на коллег, которые с возрастом начинают танцевать хуже и это все корявее получается, поражаюсь: неужели ты не понимаешь, как жалко выглядишь? Хочу, чтобы меня все-таки запомнили в хорошей форме, в расцвете творческих сил»
Лучшей балериной на европейском пространстве ее называет сама Майя Плисецкая. Подтверждение тому — многочисленные награды на авторитетных международных балетных конкурсах и, естественно, наши впечатления на каждом из сыгранных ею спектаклей.
Интернат не отобрал детства
— Елена, вы достаточно быстро стали народной и признанной. В начале пути было чувство предопределенности?
— Я давно мечтала попасть в театр, мечтала танцевать, но даже учеба в хореографическом училище не гарантировала пути на большую сцену. Никто не знал, как сложится дальнейшая судьба. Тем более, поначалу звезд с неба не хватала, была слишком маленького роста — самой миниатюрной в классе. Странно, но через четыре-пять лет ситуация кардинально поменялась: те, кто изначально был слабее, вырвались вперед, а более сильные девочки остались на том же уровне. Не знаю, что помогло нам тогда — трудолюбие, выдержка, упорство.
— В моменты неудач возникало желание бросить балет и стать обычным беззаботным ребенком?
— Представьте себе общежитие-интернат хореографического училища. Родители далеко. Конечно, я тосковала, плакала. Когда приезжала домой, мама говорила: «Все. Хватит. Ты остаешься дома». Но каникулы заканчивались, я успокаивалась и сама шла собирать вещи, чтобы ехать назад. До сих пор поражаюсь, что меня, десятилетнего ребенка, тянуло туда, где ждали каждодневные уроки, физически сложные упражнения, обязанность, что бы ни случилось, становиться к станку. Теперь понимаю, что без строгости в нашей профессии не достичь желаемых высот.
— Сейчас, с высоты своего опыта, не думаете, что негуманно определять судьбу ребенка так рано, когда он сам еще не может сознательно выбирать?
— Никто насильно меня в балет не тянул. Как раз наоборот — родители были спортсменами и поначалу пытались направить дочку по своему пути. Но спортивная гимнастика мне не понравилась — я любила танцевать. И родители отдали меня в танцевальный кружок. О балете тогда имела довольно слабое представление — в родном городе Днепрорудном Запорожской области театра не было. И когда под дверью приемной комиссии Киевского хореографического училища девочки репетировали совершенно непонятные и незнакомые мне на тот момент движения, я могла продемонстрировать только па из народных танцев.
— Это же классическая история об украденном детстве!
— Нет, не могу сказать, что рано повзрослела, детства у нас никто не отбирал. Почти каждые выходные приезжал мой папа, водил нас с девчонками в цирк, зоопарк, кино.
Сейчас моя дочь начинает двигаться, как только услышит музыку. Когда спрашиваю, хочет ли она петь, говорит, что будет танцевать, как мама. Насильно не стану заставлять продолжать династию, но попробую отдать в танцевальный кружок. Вдруг понравится? Тем более что данные есть.
Защитный шлем к балетной пачке
— На старших курсах уже было понятно, что попадете в первый театр страны?
— Ну, вообще-то знала, что меня возьмут… Но все равно волновалась — вдруг выберут кого-нибудь другого? Тем более, в то время были большие проблемы с пропиской. Чтобы оставить иногороднюю балерину в Киеве, театр заплатил 25 тысяч рублей. На то время — огромные деньги. Меня прописали в театральном общежитии.
— Небось, вскоре и квартиру получили в нагрузку к званию народной артистки?
— А вот и нет. Очень нескоро. Так получилось, что я стала самой молодой народной артисткой, причем независимой Украины. Хотя, по правилам, после присвоения заслуженной должно пройти хотя бы пять лет до повышения звания. Вышло, что с самого начала попала в струю правительственных концертов, участвовала в заграничных гастролях, организованных Министерством культуры. Видимо, руководящие кадры видели во мне молодую перспективную балерину. К тому же, в свои 23 года уже танцевала практически все сольные партии в Национальной опере.
Потом было еще много побед, но этапным для себя считаю Международный балетный конкурс «Майя», на котором получила от Плисецкой золотую медаль.
— Теперь говорят, что Плисецкая — не имя собственное, а направление в балете. Вас балетные критики считают ее духовной наследницей — можете это направление охарактеризовать?
— Сейчас я не смотрю, как балерина ставит пятки, как поднимается на носки, правильно ли делает это, хотя раньше все это оценивала. Сейчас для меня важна личность. Из зала, несмотря на расстояние, виден характер. Путь даже это будет трогательный спектакль — «Жизель» или «Сильфида», — но в глазах героини обязательно проступит какая-то колючесть. Признания в том, что зритель плакал на моем спектакле — для меня высшая награда. А бывает и так: выходит балерина, а ничего в ней нет. Она может профессионально крутиться, прыгать, исполнять сложнейшие па, но на это скучно смотреть. Зритель ведь не знает, каким это движение задумывалось, должна она прыгнуть на сантиметр выше или ниже, — он хочет сопереживать. Поэтому могу простить балерине любые погрешности в технике, только не равнодушие.
— Говорят, труд балерины по энергозатратности приравнивается…
— … к труду горняка. Конечно, это каторжный труд, хотя все очень легким и воздушным кажется со стороны. Вы не найдете ни одного здорового человека в театре. Конечно, это не калеки, но у каждого есть букет профессиональных диагнозов. Вот если у «нормального» человека болит спина, он сто раз задумается, пойти на работу или лучше полежать лишний день. А в театре это не уважительная причина. Болит нога или ты ее подвернула, где-то что-то заклинило, опухло, температура, но ты выходишь на сцену. Зритель не должен увидеть, что тебе больно. Мы очень спокойно относимся к травмам. Бегаем, прыгаем, крутимся, как спортсмены, но где вы видели балерину в шлеме и наколенниках? Травмы неизбежны. Поэтому весь набор врачей — от лора до хирурга — трудится прямо у нас в театре, и им хватает работы. Однажды на одной из репетиций партнер меня подбросил, а поймать забыл — я ушиблась. Как-то ребро сломали, просто подняв вверх. Был случай, что партнер, как говорится, на ровном месте неудачно меня поставил — нога подвернулась. Пришла домой, полежала, полечила — и пошла опять танцевать.
.
Чаек — тоже еда
— Рекламу посмотришь, складывается впечатление, что балерины питаются исключительно «Раффаэлло». Как на самом деле?
— Ну да, или пирожными, или травой (смеется). На самом же деле, все зависит от конституции тела. Нет предельного веса, превышая который, ты можешь быть выгнан из балета, — каждый смотрит по себе. Кто-то от природы худой, что бы он ни ел — на фигуре это не отразится. А кому-то нужно знать меру. Когда в театре меньше нагрузок — стараюсь меньше есть, но это не значит, что я заклеила себе рот и сижу голодаю. Могу съесть бульон, отварную или печеную рыбу, салаты. Нужно есть по чуть-чуть, но пять-шесть раз в день. Вот позавтракала утром, после репетиций выпила чаю, по дороге домой съела яблочко, пообедала супчиком… Тяжко, правда, перед премьерой, когда сидим в театре с девяти до девяти. В перерывах между длительными репетициями стараешься не наедаться, чтобы не тяжело было танцевать. Но можно пойти в буфет, выпить сок или чай. Чаек — тоже еда. Знаю балерин, которые перед спектаклем едят макароны грубого помола. Говорят, они легкие и сытные. Отработать спектакль — огромная физическая нагрузка. Знакомые балерины признаются, что восстанавливают силы добрым куском мяса. Мне же хочется только пить. Могу себе и шоколадку позволить, но не целую же!
— Вы прилагаете какие-то усилия, чтобы себя рекламировать, как, например, успешно делает это Волочкова?
— Нет, я этого не умею. Всегда говорю, что хорошая самореклама театра привлекла бы большее количество зрителей. С Настей очень хорошо общаюсь, участвовала в ее концертах, когда она приехала к нам на гастроли и забыла какие-то украшения, помогла ей чем смогла. Но недавно в кроссворде попался вопрос: «Плисецкая, Уланова, Волочкова — кто они?» Складывается такое впечатление, что других балерин не существует. Допустим, Волочкова выбилась благодаря своим PR-ходам, но есть же масса других достойных балерин, которых знает только узкий круг ценителей балета!
.
— Вероятно, поклонники атакуют, забрасывают машинами, шубами, бриллиантами…
— Среди ценителей моего творчества есть дорогие мне поклонники — бывшие послы Америки и Японии, например, которые не пропускали моих спектаклей. Но ни машин, ни бриллиантов мне никогда не дарили. Я спокойно обхожусь без этого. Просто приятно само их присутствие, выражение их восторга. Мы с дирижером иногда обсуждаем прошедший спектакль и сходимся во мнении, что сегодня, к примеру, зал был «сырым». Сидят зрители на далеко не дешевых местах в джинсах, с телефонами, жуют что-то — такое ощущение, что их на аркане сюда привели. А бывает, зал — «твой», весь как один. Есть такой хитрый метод: танцуешь и смотришь кому-то одному прямо в глаза. Тогда остальные чувствуют свою причастность к происходящему на сцене, оживляются.
— Насколько гуманно в театре относятся к «рожающим»?
— Сейчас вполне спокойно. Не знаю, почему раньше балеринам приходилось выбирать, почему великие Уланова и Плисецкая отказались от счастья материнства ради карьеры? Видимо, это какой-то безумный фанатизм. Сейчас, наоборот, стараются родить как можно раньше. В молодом возрасте легче восстановить форму. Когда я рожала Лизу, пропустила много. Ушла в декрет очень рано, чтобы не рисковать, но буквально через месяц уже стала к станку, а через два — вышла на сцену.
— Когда балерины уходят на пенсию? Есть ли жизнь «после балета»?
— Официально — в 38 лет. Тогда кто-то уходит сразу же, а кто-то видит, что силы еще есть, продолжает танцевать. Всегда можно сократить репертуар, если сложно танцевать, или подобрать спектакли, которые ты выдерживаешь. Никто из театра в принудительном порядке не выгоняет. Просто человек должен понять для себя, что не все вечно, и ты должен подготавливать себя к этому моменту. Как только почувствую, что мне тяжело, что болит тело, перейду на драматические партии, есть все-таки спектакли по накалу сложнее или легче. А если увижу, что болит спина, болят ноги, скажу: «Спасибо, до свидания» — и уйду. По-другому нельзя. Зритель не должен видеть, что тебе больно или тяжело.
__________________________
http://hayat.com.ua
